Генералы шли по мосту замыкающими за Тобольским полком, прикрывавшим отступление из города. Адмиралы отошли последними на вёсельных катерах с Корабельной стороны и с Графской пристани.

На бастионах и редутах после отхода войск на Северную сторону остались только по одному морскому и сапёрному офицеру для подрыва пороховых погребов, уничтожения орудий и снарядов.

Что чувствовали эти люди, зная, что в блиндажах на батареях, которые они собрались подрывать, лежат раненые, Бог ведает. Подрывники насыпали до самой бухты пороховые дорожки к пороховым и зарядным погребам, чтобы по сигналу их поджечь.

О судьбе оставшихся там раненых никто потом не сказал ни слова. От севастопольских укреплений ничего не осталось. Впрочем, там и разрушать особенно было нечего.

Севастопольские бастионы и редуты на самом деле, как с горечью написал один из защитников города, представляли следующую картину: «…были незначительные насыпи камней и песку, наскоро сделанные, …удерживать их за собой в течение года, под открытым небом, при стуже и зное, при тех огромных потерях, какие мы несли, могли только наши русские войска».

Отдавая должное мужеству защитников города, напомню, что шла постоянная подпитка людьми взамен выбывших из строя. Пушечного мяса в державе хватало. Потом в Николаевском госпитале Александру II представят лейтенанта Дзержинского, который лежал там с обожжёнными до костей руками и лицом.

Лейтенант получил эти страшные ожоги во время подрыва бастиона №2. Царь сделал эффектный жест – снял с себя орден св. Георгия IV степени и прикрепил его на грудь офицера.

Здания в городе поджигала команда факельщиков во главе с капитаном морской артиллерии Воробьёвым. Уничтожали всё, будто не собирались больше никогда возвращаться в Севастополь. Подожгли даже собор. Зачем это сделали, так и осталось непонятно, видимо, повторяли сожжение Москвы в первую Отечественную войну.

Когда на берег Северной стороны ступил последний защитник города, по команде генерала Бухмейера мост развели и перетянули к Северной стороне.

Затем на рейде бухты затопили остатки Черноморского флота – шесть кораблей, один корвет и пять бригов.

Через двое суток, после того как по договорённости с командованием союзников, остававшихся на берегу раненых перевезли на пароходах под парламентским флагом, генерал Горчаков распорядился затопить последние корабли и суда: десять пароходов и один транспорт.

Весь Черноморский флот погрузился на дно. Телами матросов, солдат и офицеров, а не укреплениями, держался Севастополь все дни обороны. Севастопольский гарнизон выстоял одиннадцать месяцев осады только благодаря им - их мужеству, выносливости, рабской покорности судьбе и безразличию к смерти. Высокие понятия о долге и воинской чести, свойственные тогдашним русским офицерам, также помогали сохранять боеспособность войск.

Именно такой вывод сделал не автор, а оставшиеся в живых участники Крымской войны в своих мемуарах.

По рассказам Владимира Врубеля